eng
Выпуск #4/2022
Ю. А. Золотов
Развитие аналитического приборостроения должно стать стратегическим направлением
Развитие аналитического приборостроения должно стать стратегическим направлением
Просмотры: 1100
Развитие аналитического приборостроения должно стать стратегическим направлением
Рассказывает академик РАН Ю. А. Золотов,
лидер отечественной школы аналитической химии
Имя Юрия Александровича Золотова знакомо каждому аналитику, он один из самых крупных и признанных в мире специалистов в этой области. В этом году мы празднуем его юбилей и в связи с этим решили задать вопросы, ответы на которые несомненно будут интересны аудитории нашего журнала.
Уважаемый Юрий Александрович! Обращаюсь к Вам, как к Патриарху аналитической химии. Хотелось бы поговорить с Вами на темы, которые волнуют химиков. О задачах, стоящих перед научной общественностью.
Вы – председатель Научного совета РАН по аналитической химии (НСАХ) с 1988 года, тридцать четыре года! Ваш совет один из лучших, образец для подражания по объему и широте научной и организационной работы. Менялись ли приоритеты совета за это время?
Приоритеты, в основном, сохраняются. Стремление выявить наиболее актуальные направления развития аналитической химии, привлечь к ним внимание, консолидировать усилия химиков-аналитиков вокруг этих направлений всегда было главным и достигалось разными путями. С одной стороны, письмами-обращениями в организации, которые могут что-то изменить, а главное – непосредственными контактами с аналитиками через конференции и семинары. В советское время и после распада СССР важную роль играли международные контакты, которые по понятным причинам сейчас ослаблены.
Вы возглавили совет, сменив академика И. П. Алимарина. Что лично Вы внесли нового в работу НСАХ?
И в то время, когда Алимарин был председателем совета, я был активно задействован. Например, возглавлял оргкомитет сессий научного совета С. Б. Саввин, но научные программы всегда были за мной. Довольно много было внесено нового, когда я председательствовал, например, выросла издательская деятельность. Изданы многотомные серии «Аналитическая химия элементов», «Аналитические реагенты», «Проблемы аналитической химии». Уделялось много внимания и поддержки нашим журналам: теперь их уже шесть, а тогда было два. Больше проводится конференций. Предпринимались шаги по совершенствованию преподавания аналитической химии в вузах. Были попытки организовать выпускающие кафедры в профильных вузах для подготовки инженеров-аналитиков. Последнее письмо на эту тему я подписал год или полтора назад. Получил ответ, что вузам дано право самим решать, какие дисциплины преподавать и как строить учебный план. Хотелось, чтобы по крайней мере руководители прикладных лабораторий, зная соответствующее производство, владели современными методами аналитической химии.
Какое направление деятельности НСАХ наиболее перспективно с Вашей точки зрения?
Мы считаем, что сейчас очень важно направить усилия на развитие аналитического приборостроения. С одной стороны, по линии государства, в частности, Академии, которая имеет свои подразделения, занимающиеся приборами. С другой стороны, и это даже важнее, через приборостроительные фирмы.
В нашей стране работал Научный совет по приборостроению, утверждались и финансировались программы разработок научных приборов. Например, ленинградский Институт аналитического приборостроения АН создавал отечественные масс-спектрометры. После закрытия специального научного совета может НСАХ стать «руководящим органом» по разработкам приборов?
НС – общественная организация, он может способствовать, стимулировать, но разрабатывать и производить должны соответствующие организации, предприятия, фирмы. Кстати, петербургский институт предприятием не является, хотя некоторые их разработки пошли в серию. Например, изотопные масс-спектрометры, разработанные для атомщиков. Последнее время они занялись приборами для биомедицины. По заказам делают уникальные приборы для научных учреждений. Например, по заказу ГЕОХИ в свое время была сделана планетарная центрифуга для жидкостной хроматографии со свободной неподвижной фазой.
Нельзя ли на государственном уровне поднять вопрос о возобновлении целевой программы разработки отечественных приборов для аналитической химии? И как это сделать?
Это было бы целесообразно. Инициатором в постановке вопроса о целевой программе может выступить РАН. Есть завод экспериментального приборостроения РАН в Черноголовке, его можно было бы больше, чем сейчас, загрузить. Однако сам завод не занимается разработками. Сейчас не обойтись и без фирм-производителей.
Российские компании с удовольствием бы участвовали в разработках приборов, понимая, что затраты распределены между ними и государством, и понятен заказчик и конечный результат. Может, имеет смысл обратиться в министерство промышленности с таким предложением?
Я думаю, что можно действовать и на более высоком уровне.
Есть ли еще нерешенные задачи в аналитической химии?
Не бывает науки, все задачи которой решены. Я вижу стратегическим направлением создание простых, доступных приборов. Как компьютеры от громоздких, сложных, дорогих, требующих квалифицированного оператора, стали компактными и доступными по цене, так и аналитические приборы должны усиленным темпом пройти такой же примерно путь. Мне возразят, что ICP-MS не превратишь в карманный прибор. Да, не превратишь сегодня, но завтра – можно.
A что, по-Вашему, ждет аналитическую химию в далеком будущем? Может, она перестанет быть профессией? Будет стоять ящик, который контролирует все необходимые показатели.
Ну и прекрасно! Люди, которые делают серийные анализы, станут не нужны. Их заменят датчики, сенсоры, автоматические анализаторы, оповещатели и т. д. Но такие приборы нужно придумать, создать – это научная работа и непаханое поле для аналитика. Это пример пока нерешенной задачи в аналитической химии в мировом масштабе, и многие не осознают, что она – одна из самых важных.
Есть ли отличия в трендах аналитической химии в нашей стране и за рубежом?
Все примерно одинаково, но движение происходит с разной скоростью, и нам надо часто догонять. Чтобы быстро и плодотворно двигаться, нужно создать благоприятные условия, одно из которых – достаточное финансирование, чтобы оборудовать современную лабораторию и обеспечить ее всем необходимым.
Возможно, неплохой вариант – принять государственную программу. Тут были бы задействованы все – и заказчики, которые выявляют потребности в оборудовании, и те, кто разрабатывает, и исполнители.
Это, по-видимому, правильный путь! И сейчас обстановка для этого более или менее благоприятная. Но об этом мы уже говорили.
Недавно прошли выборы в РАН. Академиков-химиков мало, а в области аналитической химии, если не ошибаюсь, два.
Академиков химиков-аналитиков вовсе не стало. Академиков на данный момент два (в прошлом году мы потеряли академика Ю. А. Карпова), членов-корреспондентов – три (тоже были потери, совсем недавно), профессоров РАН тоже трое. Хотелось бы иметь больше. В этих выборах участвовали шесть кандидатов. Все они, безусловно, достойны, но вакантное место было одно. Избран, как известно, крупный ученый, директор ГЕОХИ, Руслан Хажсетович Хамизов. Я считаю, что, если есть ведущий институт по аналитической химии, его директор должен быть поддержан, чтобы укрепить положение аналитической химии в этом институте. Лет сорок назад в ГЕОХИ было десять лабораторий в аналитическом отделе, теперь – шесть. Ситуацию нужно менять, поэтому повышение академического статуса директора будет способствовать укреплению аналитической химии в институте. Его избрание считаю правильным, хотя другие кандидаты – очень достойные. Но выборы есть выборы. Конечно, есть много химиков-аналитиков, которые не участвовали в выборах, но достойны выдвижения.
Можно как-то повлиять на число вакантных мест?
Это соревнование и борьба. Нужно постоянно доказывать важность аналитической химии, и я этим, кстати, занимаюсь.
У вас есть книга «Выборы в Академию наук». В ней Вы пишете, что часто выбирают за прошлые заслуги возрастных ученых. Возможно, молодому перспективному ученому нужна серьезная поддержка от академиков, чтобы выдвинуться, как Вы думаете?
Вопрос, кого избирать, не простой, и на него нет однозначного ответа. С одной стороны, кандидат должен обогатить науку выдающимися результатами безотносительно к возрасту и к его потенциалу. Так записано в уставе. С другой стороны, РАН – это не просто собрание корифеев, это организация, которая занимается конкретной организационной работой. Мы с вами обсуждали, как продвинуть программу по аналитическим приборам – вот это чисто организационная работа, для которой необходима энергия. Возможность ходить по кабинетам. Я только что пояснил, почему был на стороне избрания директора ГЕОХИ, вот у него и будет возможность что-то менять, и он еще полон сил, чтобы это делать!
Наверное, и от единомышленников много зависит?
Наверное, получается, что важно, чтобы члены академии были влиятельными и активными. Наше дело будоражить, требовать, доказывать государству что-то нужное. Вот я, например, выкладываюсь на такой работе, считая, что это необходимо. Другие, возможно, имеют иное мнение.
В СССР институты АН, а также отраслевые вузы выполняли государственные задания. Сейчас создается ощущение, что ведущие специалисты академических институтов или вузов сами себе придумывают чем заниматься. Что Вы думаете по этому поводу?
Я думаю, что если говорить о фундаментальной науке – то это правильно: сами ученые должны ставить задачи и их решать. При этом нужно очень тщательно отбирать кадры – творческих, квалифицированных, мотивированных людей, и дать им полную свободу, обеспечить их всем необходимым. Никаких госзаданий, никакой особый контроль над ними не нужны и даже бумажная отчетность не нужна. Госзадания необходимы для прикладной науки, прикладным институтам государство, общество должны ставить задачи и спрашивать за их выполнение. Тут надо четко разделять сферы деятельности. У нас с этим путаница.
НСАХ организует большое число конференций. Какие из них Вы особо выделяете в последние годы и с чем это связано?
Я не могу отдать предпочтение какой-то одной серии конференций. Все нужны и полезны. Они различаются по тематике, есть конференции универсальные, которые охватывают всю аналитическую химию, есть серия профилированных. Кроме всероссийских и международных, проводятся региональные конференции и симпозиумы.
Если позволите, я выделю конференцию «Экоаналитика». Ее главное достоинство, помимо прекрасной организации и уровня докладов, – каждый раз новое место проведения. Чьей была идея «мигрирующей конференции»?
Первые четыре проходили на базе Краснодарского университета, потом мы с М. М. Залетиной пришли к мысли (может, я в основном на этом настаивал), чтобы каждый раз менялось место проведения конференции. Считаю, что это качество может относиться не только к «Экоаналитике», но и к другим. Дать толчок развитию соответствующего направления, например метода в периферийном вузе, очень важно для его сотрудников и студентов. После конференции кто-то начинает в этом направлении работать. Поэтому, если большинство конференций будет мигрировать, появятся новые точки роста там, где есть научные коллективы, работающие в соответствующем направлении.
А если в регионе нет отраслевых институтов или вузовских кафедр, работающих в области аналитической химии, может проведение конференции как-то стимулировать ее возникновение и рост?
Без ячейки это трудно сделать. В свое время мы устроили выездное заседание НСАХ в Волгограде, где не было базы для аналитической химии. Нас великолепно встречали, меня даже приняли в казаки. Но как не было там коллектива, интересы которого связаны с аналитической химией, так и не появилось. К сожалению, не нашлось энтузиастов, которые подхватили бы знамя. Поэтому, конечно же, обязательно должна быть группа единомышленников, на которую можно опереться в дальнейшем, и тогда наша помощь пригодится и дело пойдет на лад.
Вы возобновили Московский семинар по аналитической химии. Какие Вы ставите перед ним задачи?
Способствовать укреплению аналитической химии, особенно в вузах, где ситуация далека от благополучной. Мы хотим привлечь заинтересованных и потенциально полезных для нашего общего дела. Обмениваться информацией и опытом, узнавать реальное положение дел, выработать рекомендации,следить за результатами.
На последнем семинаре была возможность участвовать дистанционно. Планируете ли Вы так и проводить его в дальнейшем?
Я думаю, дистанционный способ удобен и полезен, он будет внедрен на постоянной основе и будет мощным и действенным средством коммуникации.
Этот год и последующий – юбилейные для одного из важнейших методов аналитической химии – хроматографии: в нынешнем – 150 лет со дня рождения М. С. Цвета, а в следующем исполнится 120 лет со дня открытия хроматографии. В 2013 году под Вашей редакцией вышли «Избранные труды М. С. Цвета» – это большой вклад в увековечение его имени. В 2018 году вышла Ваша статья совместно с И. А. Ревельским о первых работах по газовой хроматографии в СССР. В этом году Вы выступили с инициативой учредить Золотую медаль РАН имени М. С. Цвета. Расскажите об этом, есть ли надежда ее учреждения?
Предложение было принято благожелательно на всех предварительных этапах. Но по причинам, связанным с выборами в РАН, дело было отложено. Соответствующая комиссия пока не заседала, но думаю, что вопрос будет решен положительно. Я бы не хотел называть сроки, будем стараться сделать все возможное.
В нашей стране нет памятника М. С. Цвету. Об установке бюста перед Воронежским университетом хлопотали воронежские хроматографисты, но безуспешно. Не могли бы Вы своим авторитетом помочь в этом важном деле?
Памятник М. С. Цвету нужен, только надо хорошо подумать, где его установить. М. С. Цвет начал свою работу в Петербурге, там была заложена основа, поэтому было бы логично там же и памятник возвести. В Воронеже много хроматографистов и энтузиастов, они много сделали в свое время с помощью К. И. Сакодынского.
Можно создать небольшую комиссию, которая бы отслеживала всю ситуацию, связанную с М. С. Цветом, в том числе вопрос проекта памятника. Это было бы полезно.
Отечественная наука нуждается в специализированном журнале по хроматографии, может ли НСАХ внести предложение в РАН об учреждении такого журнала?
Может, но встанет вопрос что делать с журналом «Сорбционные и хроматографические процессы».
Журнал этот издается Воронежским ГУ и имеет соответствующий статус. А если говорить о всероссийском уровне, то может стоит обратиться в РАН?
Может быть, это было бы правильно. Но можно и сильно поднять статус воронежского журнала.
Какова ситуация с отечественными журналами по аналитической химии?
На ближайшей сессии НСАХ планируется обсуждение состояния дел во всех шести журналах. Сложная ситуация с «Журналом аналитической химии» (ЖАХ), поскольку сейчас осложнились взаимоотношения с американской компанией Pleiades, которая выпускает английскую версию. Распространяет ее издательство Springer. РАН решила взять издание обеих версий на себя и издавать только в электронном варианте с предоставлением открытого доступа. Проект разумный, но государство должно принять решение о выделении соответствующих средств. Таких журналов в РАН около 200. Если решение будет принято, пройдет еще какое-то время, чтобы наладить выпуск журналов. Есть финансовые трудности у журнала «Аналитика и контроль». Его издает Уральский федеральный университет, у которого, помимо этого журнала, еще десяток других.
Есть ли возможности для повышения рейтинга этих журналов до международного уровня?
Это задача в принципе решаемая. Российские журналы должны выходить на английском языке, нужно печатать хорошие статьи, увеличить объемы журналов, больше привлекать иностранных авторов. В состав редколлегии вводить больше крупных иностранных ученых и т. д. Кстати, ЖАХ все время прибавляет в своем индексе. Конечно, он, как и все наши, сильно отстает по импакт-фактору от средних зарубежных журналов, но какой-то прогресс есть.
Вы много внимания уделяете вопросу истории развития аналитической химии, пишете книги и статьи. А нужна ли история химии современному химику?
На этот вопрос многие крупные ученые давали свой определенный ответ.
Я цитировал где-то уже академика А. Л. Бучаченко, который при разговоре со мной сказал: «Я историей не интересуюсь, я смотрю только вперед!» Но академик В. И. Вернадский говорил, что изучение истории науки – это один из инструментов ее развития. Например, изучение истории гипотез, сработавших и пустых, не только стимулирует собственный поиск, но и дает сведения, по какому пути правильно двигаться, а по какому не стоит. А кроме того, изучение биографий ученых – это мощнейший стимулирующий фактор, особенно для молодых. Поэтому изучение истории науки, особенно персонализированной, я считаю нужным и полезным делом. Кстати, вы упомянули мою статью с И. А. Ревельским. Сначала вышла другая статья на английском – в J. of Chromatography. Первый автор в ней – И. Г. Коломников, наш дипломник.
На Менделеевском съезде в 2019 году, который был объявлен ЮНЕСКО международным годом Периодической системы Д. И. Менделеева, было принято решение о расширении преподавания истории химии, о введении специализации «история химии» в вузах, о создании коллекций химических приборов. Что из этого воплощается в жизнь?
По поводу курса истории химии в вузах. Я уже цитировал ответ министерства, что сами вузы определяют, что читать студентам. В МГУ есть такой курс. Специализации «историк химии» нет. Надо создать кафедру – да, надо. Дело в том, что принимать решение безадресно не имеет большого смысла. Нужно было, например, написать: «обязать Менделеевское общество организовать…», а так – кто ответственный?
Как Вы считаете, экспозиция приборов для аналитической химии в Политехническом музее не могла бы помочь в деле популяризации химических наук среди молодежи? Многие старые приборы еще можно спасти от уничтожения.
Конечно же, я бы это приветствовал – было бы хорошо это сделать! Американцы сделали такую выставку – там хранится, например, первый рН-метр Бекмана. В Deutsches Museum – коллекция немецких приборов. Такое полезно было бы сделать и у нас. На базе возрождающегося Политехнического музея это вполне реально как раз сейчас и сделать.
К сожалению, Политехнический музей не планирует создать такую коллекцию.
Я думаю, это можно будет поправить. Это хорошая идея, и я активно ее поддерживаю.
В 50–60‑е годы стартовала государственная программа химизации народного хозяйства, это явилось толчком не только в развитии химических производств, но отразилась на преподавании, на науке, в приборостроении. После физиков-ядерщиков и космонавтов – химики стали героями страны. А сейчас царит хемофобия. Слово химия стало ругательством, «химичить» – синоним жульничества. В 2014 году по Москве были развешаны рекламные щиты на тему изучения химии, биологии и математики. На химическом плакате надпись: «Я люблю химию. Понимаю, что пить», формула лактозы и запотевшая бутылка с водкой. Как Вы относитесь к таким способам популяризации химии у молодежи?
Популяризацией должны заниматься грамотные специалисты-химики. Кстати, в РАН создана комиссия по пропаганде и популяризации науки год-два назад. Через эту комиссию, составив соответствующий план, можно было бы пропагандировать химию и аналитическую химию грамотно. В СМИ иногда этим занимаются люди неквалифицированные.
Сейчас встал вопрос о перестройке / реформе образования, обсуждается идея возврата в советскую систему. Интеграция страны в Болонскую систему приостановлена. Вы были против ее внедрения, а также против ЕГЭ. Как Вы смотрите на текущие перемены?
Выход из Болонской системы был вызван не столько назревшими у нас обстоятельствами, сколько тем, что нас исключили из Болонского процесса. Система в том виде, как она работает в Европе, к нам мало применима. Например, она включает как существенный элемент миграцию студентов. От нас миграция студентов возможна, западных студентов к нам – нет. Болонская система предполагает взаимопринятие дипломов, но в некоторых странах наши дипломы не принимают. Я с самого начала не был сторонником этой системы, как, впрочем, и ректор МГУ В. А. Садовничий, он также против ЕГЭ. Но с ЕГЭ мы зашли так далеко, что его отмена уже почти невозможна, его шлифовали столько лет, с этого пути не свернуть.
Как Вы думаете, что самое главное школьникам нужно преподать?
Это относится к преподаванию любого предмета: школьник – это не сосуд, который нужно наполнить, это факел, который надо зажечь. То есть главное – воспитать интерес. И будущих преподавателей любых дисциплин в педагогических вузах должны готовить именно в этом ключе. Они сами должны любить этот предмет, читать литературу, следить за журналами. Тогда они и школьнику привьют интерес к этой науке. В педвузы должен быть серьезный отбор и готовить педагогов нужно так, чтобы они смогли справиться со своей важнейшей миссией. Все зависит от школьного преподавания. Если школьный учитель не привил интереса, а наоборот, отвращение – это и будет далее тянуться, что мы и видим.
И студентам тоже надо зажечь факел. Особенно, когда они еще не определились – на первых курсах, конечно.
Нужно ли больше внедрять дистанционное обучение и как оно, по-Вашему, влияет на качество обучения – положительно или отрицательно?
В ряде случаев оно полезно, но от него больше вреда, чем пользы. Дело не только в химиках. Со студентом надо общаться, глаза в глаза. Я уже не говорю о лабораторных работах, их надо выполнять в лабораториях, да и коллоквиумы желательно проводить сидя напротив друг друга.
Вы стояли у истоков создания Российского химического общества им. Д. И. Менделеева (РХО). Какие основные задачи ставились тогда и сейчас?
Когда создавалось РХО, то задача стояла очень скромная – сохранить объединение, контакты химиков. Я был в то время директором института, и там необходимо было сохранить структуру, людей, возможность общения. В РХО эта задача в какой-то мере тогда была решена – создано не такое массовое общество, как было прежде, но постепенно стала раскручиваться и конкретная деятельность. Сейчас она по некоторым направлениям вполне успешная, например международная деятельность. Отмечу международный год Периодической системы (2019) и учреждение медали им. Д. И. Менделеева по инициативе РХО и т. п. Организована работа с молодежью. Другое направление более или менее успешное – мемориальное: возрожден музей Менделеева в Боблово, РХО много сделало в этом направлении. К сожалению, не решен вопрос о штаб-квартире РХО, оно не имеет своего помещения.
Какова должна быть основная роль РХО?
Мне кажется, в значительной мере оно должно на себя взять вопрос пропаганды химии и борьбы с хемофобией, продолжить работу со студентами и выйти на уровень школьников. В РХО должны быть заинтересованные люди – преподаватели вузов, работники НИИ, предприятий, цеховые работники. В значительной мере, если быть честным, РХО сейчас – это скорее бренд, чем активно действующая массовая организация. Руководство делает много, но так, чтобы это было массовым движением снизу, – этого пока явно нет. Задача – спуститься на низовой массовый уровень. Чтобы работали ячейки, которые привлекали молодежь, пропагандировали химию в городах и весях.
Вы много ездили по миру. Какие встречи за рубежом произвели наиболее сильные впечатления, возможно привели к развитию научного направления?
Я много задумок привозил из зарубежных конференций, четыре-пять точно могу назвать, когда я что-то подсмотрел, и потом развернул у нас. Тут важно понять, что имеет перспективу. Из последнего – использование фотонных кристаллов как средства анализа. На одной конференции слушал доклад на эту тему и понял, что это будет перспективно, предложил здесь у нас развивать. Но вы спрашивали о впечатлениях, встречах – их было много, с очень интересными людьми. Например, с Гленом Сиборгом было несколько встреч. Он был один раз в Советском союзе. Я помню, когда он был в ГЕОХИ, в висящую в конференц-зале периодическую таблицу элементов он под аплодисменты переполненного зала вписал 101 (элемент – менделевий). Не знаю, засняли ли это на пленку, такой вот был символический акт.
Расскажите историю, как Вы стали капитаном катера на Байкале и буквально спасли цвет отечественной аналитической химии.
Была международная конференция в 2001 году, в последний день решили устроить пикник. Зафрахтовали два катера. На первом отправили все, что нужно для пикника, иностранцев и несколько наших участников. Катер с большей частью российских участников и со мной отправился следом с небольшим интервалом. Мы поплыли, и где-то через час пути заметили, что катер движется каким-то странным образом – по кругу. Мы решили, что что-то не то происходит. Оказалось, что катером никто не управляет. Потом узнали, что капитан в последний момент остался на берегу, что-то там произошло, и он поручил матросу вести катер. Выяснилось, что этот матрос абсолютно пьяный и беспробудно спал. Видимо, запустил катер, прилег и заснул напрочь. Надо что-то делать, мы с И. Л. Гринштейном пошли в капитанскую рубку, более или менее как-то выровняли катер. Время идет – час, другой, народ продрог. Когда стали видны очертания берега, мы поняли, что мы идем к тому месту, откуда отправились – ровно к тому месту! Но самая большая проблема – как причалить, ведь катер идет на большой скорости. Тут выясняется, что есть другой матрос, который сидит внизу у двигателя. В конце концов мы его уломали, он выключил мотор в нужное время, и мы причалили. Уже вечер, пикник состоялся без нас. К счастью, магазин был еще открыт, купили водки, согрелись и более того – нам устроили баню. Потом, как я узнал, этого капитана судили.
Оглядываясь назад, что бы Вы назвали самой большой удачей в жизни?
Наверное, самое большое впечатление производит неожиданный результат научной работы, который стоит на уровне открытия, когда дрожь вас пробивает, когда почувствовали, что наткнулись на что-то новое интересное и важное. Такое было. Потом то, что меня «посетило», было оформлено как открытие, оно, может, не слишком важное, но принципиально новое.
Кто оказал на Вас самое решающее влияние в науке? В жизни?
В научном плане на меня большое впечатление произвел один из моих учителей – академик А. П. Виноградов. И как ученый, и как организатор, и как человек, и политик. Он был образцом, ему можно было следовать.
Во многих людях нравилось какое-то одно качество. Был у нас в ГЕОХИ профессор В. И. Кузнецов. Он был прекрасный химик, подлинный ученый, жил наукой, предан ей и много чего достиг, но как человек был трудный, нетерпимый, но почти все гении таковы. Вот в качестве образца можно взять его отношение к науке.
Есть ли у Вас какое-то увлечение, которое занимает Вас сейчас?
Я в последнее время пишу книги, обычно по две в год. В этом году одна уже вышла, три, в том числе написанные за предыдущие годы, сейчас в издательствах, выйдут до конца года. Это и есть главное увлечение.
Спасибо за интересный рассказ.
С академиком Ю. А. Золотовым беседовала Е.В. Рыбакова
Рассказывает академик РАН Ю. А. Золотов,
лидер отечественной школы аналитической химии
Имя Юрия Александровича Золотова знакомо каждому аналитику, он один из самых крупных и признанных в мире специалистов в этой области. В этом году мы празднуем его юбилей и в связи с этим решили задать вопросы, ответы на которые несомненно будут интересны аудитории нашего журнала.
Уважаемый Юрий Александрович! Обращаюсь к Вам, как к Патриарху аналитической химии. Хотелось бы поговорить с Вами на темы, которые волнуют химиков. О задачах, стоящих перед научной общественностью.
Вы – председатель Научного совета РАН по аналитической химии (НСАХ) с 1988 года, тридцать четыре года! Ваш совет один из лучших, образец для подражания по объему и широте научной и организационной работы. Менялись ли приоритеты совета за это время?
Приоритеты, в основном, сохраняются. Стремление выявить наиболее актуальные направления развития аналитической химии, привлечь к ним внимание, консолидировать усилия химиков-аналитиков вокруг этих направлений всегда было главным и достигалось разными путями. С одной стороны, письмами-обращениями в организации, которые могут что-то изменить, а главное – непосредственными контактами с аналитиками через конференции и семинары. В советское время и после распада СССР важную роль играли международные контакты, которые по понятным причинам сейчас ослаблены.
Вы возглавили совет, сменив академика И. П. Алимарина. Что лично Вы внесли нового в работу НСАХ?
И в то время, когда Алимарин был председателем совета, я был активно задействован. Например, возглавлял оргкомитет сессий научного совета С. Б. Саввин, но научные программы всегда были за мной. Довольно много было внесено нового, когда я председательствовал, например, выросла издательская деятельность. Изданы многотомные серии «Аналитическая химия элементов», «Аналитические реагенты», «Проблемы аналитической химии». Уделялось много внимания и поддержки нашим журналам: теперь их уже шесть, а тогда было два. Больше проводится конференций. Предпринимались шаги по совершенствованию преподавания аналитической химии в вузах. Были попытки организовать выпускающие кафедры в профильных вузах для подготовки инженеров-аналитиков. Последнее письмо на эту тему я подписал год или полтора назад. Получил ответ, что вузам дано право самим решать, какие дисциплины преподавать и как строить учебный план. Хотелось, чтобы по крайней мере руководители прикладных лабораторий, зная соответствующее производство, владели современными методами аналитической химии.
Какое направление деятельности НСАХ наиболее перспективно с Вашей точки зрения?
Мы считаем, что сейчас очень важно направить усилия на развитие аналитического приборостроения. С одной стороны, по линии государства, в частности, Академии, которая имеет свои подразделения, занимающиеся приборами. С другой стороны, и это даже важнее, через приборостроительные фирмы.
В нашей стране работал Научный совет по приборостроению, утверждались и финансировались программы разработок научных приборов. Например, ленинградский Институт аналитического приборостроения АН создавал отечественные масс-спектрометры. После закрытия специального научного совета может НСАХ стать «руководящим органом» по разработкам приборов?
НС – общественная организация, он может способствовать, стимулировать, но разрабатывать и производить должны соответствующие организации, предприятия, фирмы. Кстати, петербургский институт предприятием не является, хотя некоторые их разработки пошли в серию. Например, изотопные масс-спектрометры, разработанные для атомщиков. Последнее время они занялись приборами для биомедицины. По заказам делают уникальные приборы для научных учреждений. Например, по заказу ГЕОХИ в свое время была сделана планетарная центрифуга для жидкостной хроматографии со свободной неподвижной фазой.
Нельзя ли на государственном уровне поднять вопрос о возобновлении целевой программы разработки отечественных приборов для аналитической химии? И как это сделать?
Это было бы целесообразно. Инициатором в постановке вопроса о целевой программе может выступить РАН. Есть завод экспериментального приборостроения РАН в Черноголовке, его можно было бы больше, чем сейчас, загрузить. Однако сам завод не занимается разработками. Сейчас не обойтись и без фирм-производителей.
Российские компании с удовольствием бы участвовали в разработках приборов, понимая, что затраты распределены между ними и государством, и понятен заказчик и конечный результат. Может, имеет смысл обратиться в министерство промышленности с таким предложением?
Я думаю, что можно действовать и на более высоком уровне.
Есть ли еще нерешенные задачи в аналитической химии?
Не бывает науки, все задачи которой решены. Я вижу стратегическим направлением создание простых, доступных приборов. Как компьютеры от громоздких, сложных, дорогих, требующих квалифицированного оператора, стали компактными и доступными по цене, так и аналитические приборы должны усиленным темпом пройти такой же примерно путь. Мне возразят, что ICP-MS не превратишь в карманный прибор. Да, не превратишь сегодня, но завтра – можно.
A что, по-Вашему, ждет аналитическую химию в далеком будущем? Может, она перестанет быть профессией? Будет стоять ящик, который контролирует все необходимые показатели.
Ну и прекрасно! Люди, которые делают серийные анализы, станут не нужны. Их заменят датчики, сенсоры, автоматические анализаторы, оповещатели и т. д. Но такие приборы нужно придумать, создать – это научная работа и непаханое поле для аналитика. Это пример пока нерешенной задачи в аналитической химии в мировом масштабе, и многие не осознают, что она – одна из самых важных.
Есть ли отличия в трендах аналитической химии в нашей стране и за рубежом?
Все примерно одинаково, но движение происходит с разной скоростью, и нам надо часто догонять. Чтобы быстро и плодотворно двигаться, нужно создать благоприятные условия, одно из которых – достаточное финансирование, чтобы оборудовать современную лабораторию и обеспечить ее всем необходимым.
Возможно, неплохой вариант – принять государственную программу. Тут были бы задействованы все – и заказчики, которые выявляют потребности в оборудовании, и те, кто разрабатывает, и исполнители.
Это, по-видимому, правильный путь! И сейчас обстановка для этого более или менее благоприятная. Но об этом мы уже говорили.
Недавно прошли выборы в РАН. Академиков-химиков мало, а в области аналитической химии, если не ошибаюсь, два.
Академиков химиков-аналитиков вовсе не стало. Академиков на данный момент два (в прошлом году мы потеряли академика Ю. А. Карпова), членов-корреспондентов – три (тоже были потери, совсем недавно), профессоров РАН тоже трое. Хотелось бы иметь больше. В этих выборах участвовали шесть кандидатов. Все они, безусловно, достойны, но вакантное место было одно. Избран, как известно, крупный ученый, директор ГЕОХИ, Руслан Хажсетович Хамизов. Я считаю, что, если есть ведущий институт по аналитической химии, его директор должен быть поддержан, чтобы укрепить положение аналитической химии в этом институте. Лет сорок назад в ГЕОХИ было десять лабораторий в аналитическом отделе, теперь – шесть. Ситуацию нужно менять, поэтому повышение академического статуса директора будет способствовать укреплению аналитической химии в институте. Его избрание считаю правильным, хотя другие кандидаты – очень достойные. Но выборы есть выборы. Конечно, есть много химиков-аналитиков, которые не участвовали в выборах, но достойны выдвижения.
Можно как-то повлиять на число вакантных мест?
Это соревнование и борьба. Нужно постоянно доказывать важность аналитической химии, и я этим, кстати, занимаюсь.
У вас есть книга «Выборы в Академию наук». В ней Вы пишете, что часто выбирают за прошлые заслуги возрастных ученых. Возможно, молодому перспективному ученому нужна серьезная поддержка от академиков, чтобы выдвинуться, как Вы думаете?
Вопрос, кого избирать, не простой, и на него нет однозначного ответа. С одной стороны, кандидат должен обогатить науку выдающимися результатами безотносительно к возрасту и к его потенциалу. Так записано в уставе. С другой стороны, РАН – это не просто собрание корифеев, это организация, которая занимается конкретной организационной работой. Мы с вами обсуждали, как продвинуть программу по аналитическим приборам – вот это чисто организационная работа, для которой необходима энергия. Возможность ходить по кабинетам. Я только что пояснил, почему был на стороне избрания директора ГЕОХИ, вот у него и будет возможность что-то менять, и он еще полон сил, чтобы это делать!
Наверное, и от единомышленников много зависит?
Наверное, получается, что важно, чтобы члены академии были влиятельными и активными. Наше дело будоражить, требовать, доказывать государству что-то нужное. Вот я, например, выкладываюсь на такой работе, считая, что это необходимо. Другие, возможно, имеют иное мнение.
В СССР институты АН, а также отраслевые вузы выполняли государственные задания. Сейчас создается ощущение, что ведущие специалисты академических институтов или вузов сами себе придумывают чем заниматься. Что Вы думаете по этому поводу?
Я думаю, что если говорить о фундаментальной науке – то это правильно: сами ученые должны ставить задачи и их решать. При этом нужно очень тщательно отбирать кадры – творческих, квалифицированных, мотивированных людей, и дать им полную свободу, обеспечить их всем необходимым. Никаких госзаданий, никакой особый контроль над ними не нужны и даже бумажная отчетность не нужна. Госзадания необходимы для прикладной науки, прикладным институтам государство, общество должны ставить задачи и спрашивать за их выполнение. Тут надо четко разделять сферы деятельности. У нас с этим путаница.
НСАХ организует большое число конференций. Какие из них Вы особо выделяете в последние годы и с чем это связано?
Я не могу отдать предпочтение какой-то одной серии конференций. Все нужны и полезны. Они различаются по тематике, есть конференции универсальные, которые охватывают всю аналитическую химию, есть серия профилированных. Кроме всероссийских и международных, проводятся региональные конференции и симпозиумы.
Если позволите, я выделю конференцию «Экоаналитика». Ее главное достоинство, помимо прекрасной организации и уровня докладов, – каждый раз новое место проведения. Чьей была идея «мигрирующей конференции»?
Первые четыре проходили на базе Краснодарского университета, потом мы с М. М. Залетиной пришли к мысли (может, я в основном на этом настаивал), чтобы каждый раз менялось место проведения конференции. Считаю, что это качество может относиться не только к «Экоаналитике», но и к другим. Дать толчок развитию соответствующего направления, например метода в периферийном вузе, очень важно для его сотрудников и студентов. После конференции кто-то начинает в этом направлении работать. Поэтому, если большинство конференций будет мигрировать, появятся новые точки роста там, где есть научные коллективы, работающие в соответствующем направлении.
А если в регионе нет отраслевых институтов или вузовских кафедр, работающих в области аналитической химии, может проведение конференции как-то стимулировать ее возникновение и рост?
Без ячейки это трудно сделать. В свое время мы устроили выездное заседание НСАХ в Волгограде, где не было базы для аналитической химии. Нас великолепно встречали, меня даже приняли в казаки. Но как не было там коллектива, интересы которого связаны с аналитической химией, так и не появилось. К сожалению, не нашлось энтузиастов, которые подхватили бы знамя. Поэтому, конечно же, обязательно должна быть группа единомышленников, на которую можно опереться в дальнейшем, и тогда наша помощь пригодится и дело пойдет на лад.
Вы возобновили Московский семинар по аналитической химии. Какие Вы ставите перед ним задачи?
Способствовать укреплению аналитической химии, особенно в вузах, где ситуация далека от благополучной. Мы хотим привлечь заинтересованных и потенциально полезных для нашего общего дела. Обмениваться информацией и опытом, узнавать реальное положение дел, выработать рекомендации,следить за результатами.
На последнем семинаре была возможность участвовать дистанционно. Планируете ли Вы так и проводить его в дальнейшем?
Я думаю, дистанционный способ удобен и полезен, он будет внедрен на постоянной основе и будет мощным и действенным средством коммуникации.
Этот год и последующий – юбилейные для одного из важнейших методов аналитической химии – хроматографии: в нынешнем – 150 лет со дня рождения М. С. Цвета, а в следующем исполнится 120 лет со дня открытия хроматографии. В 2013 году под Вашей редакцией вышли «Избранные труды М. С. Цвета» – это большой вклад в увековечение его имени. В 2018 году вышла Ваша статья совместно с И. А. Ревельским о первых работах по газовой хроматографии в СССР. В этом году Вы выступили с инициативой учредить Золотую медаль РАН имени М. С. Цвета. Расскажите об этом, есть ли надежда ее учреждения?
Предложение было принято благожелательно на всех предварительных этапах. Но по причинам, связанным с выборами в РАН, дело было отложено. Соответствующая комиссия пока не заседала, но думаю, что вопрос будет решен положительно. Я бы не хотел называть сроки, будем стараться сделать все возможное.
В нашей стране нет памятника М. С. Цвету. Об установке бюста перед Воронежским университетом хлопотали воронежские хроматографисты, но безуспешно. Не могли бы Вы своим авторитетом помочь в этом важном деле?
Памятник М. С. Цвету нужен, только надо хорошо подумать, где его установить. М. С. Цвет начал свою работу в Петербурге, там была заложена основа, поэтому было бы логично там же и памятник возвести. В Воронеже много хроматографистов и энтузиастов, они много сделали в свое время с помощью К. И. Сакодынского.
Можно создать небольшую комиссию, которая бы отслеживала всю ситуацию, связанную с М. С. Цветом, в том числе вопрос проекта памятника. Это было бы полезно.
Отечественная наука нуждается в специализированном журнале по хроматографии, может ли НСАХ внести предложение в РАН об учреждении такого журнала?
Может, но встанет вопрос что делать с журналом «Сорбционные и хроматографические процессы».
Журнал этот издается Воронежским ГУ и имеет соответствующий статус. А если говорить о всероссийском уровне, то может стоит обратиться в РАН?
Может быть, это было бы правильно. Но можно и сильно поднять статус воронежского журнала.
Какова ситуация с отечественными журналами по аналитической химии?
На ближайшей сессии НСАХ планируется обсуждение состояния дел во всех шести журналах. Сложная ситуация с «Журналом аналитической химии» (ЖАХ), поскольку сейчас осложнились взаимоотношения с американской компанией Pleiades, которая выпускает английскую версию. Распространяет ее издательство Springer. РАН решила взять издание обеих версий на себя и издавать только в электронном варианте с предоставлением открытого доступа. Проект разумный, но государство должно принять решение о выделении соответствующих средств. Таких журналов в РАН около 200. Если решение будет принято, пройдет еще какое-то время, чтобы наладить выпуск журналов. Есть финансовые трудности у журнала «Аналитика и контроль». Его издает Уральский федеральный университет, у которого, помимо этого журнала, еще десяток других.
Есть ли возможности для повышения рейтинга этих журналов до международного уровня?
Это задача в принципе решаемая. Российские журналы должны выходить на английском языке, нужно печатать хорошие статьи, увеличить объемы журналов, больше привлекать иностранных авторов. В состав редколлегии вводить больше крупных иностранных ученых и т. д. Кстати, ЖАХ все время прибавляет в своем индексе. Конечно, он, как и все наши, сильно отстает по импакт-фактору от средних зарубежных журналов, но какой-то прогресс есть.
Вы много внимания уделяете вопросу истории развития аналитической химии, пишете книги и статьи. А нужна ли история химии современному химику?
На этот вопрос многие крупные ученые давали свой определенный ответ.
Я цитировал где-то уже академика А. Л. Бучаченко, который при разговоре со мной сказал: «Я историей не интересуюсь, я смотрю только вперед!» Но академик В. И. Вернадский говорил, что изучение истории науки – это один из инструментов ее развития. Например, изучение истории гипотез, сработавших и пустых, не только стимулирует собственный поиск, но и дает сведения, по какому пути правильно двигаться, а по какому не стоит. А кроме того, изучение биографий ученых – это мощнейший стимулирующий фактор, особенно для молодых. Поэтому изучение истории науки, особенно персонализированной, я считаю нужным и полезным делом. Кстати, вы упомянули мою статью с И. А. Ревельским. Сначала вышла другая статья на английском – в J. of Chromatography. Первый автор в ней – И. Г. Коломников, наш дипломник.
На Менделеевском съезде в 2019 году, который был объявлен ЮНЕСКО международным годом Периодической системы Д. И. Менделеева, было принято решение о расширении преподавания истории химии, о введении специализации «история химии» в вузах, о создании коллекций химических приборов. Что из этого воплощается в жизнь?
По поводу курса истории химии в вузах. Я уже цитировал ответ министерства, что сами вузы определяют, что читать студентам. В МГУ есть такой курс. Специализации «историк химии» нет. Надо создать кафедру – да, надо. Дело в том, что принимать решение безадресно не имеет большого смысла. Нужно было, например, написать: «обязать Менделеевское общество организовать…», а так – кто ответственный?
Как Вы считаете, экспозиция приборов для аналитической химии в Политехническом музее не могла бы помочь в деле популяризации химических наук среди молодежи? Многие старые приборы еще можно спасти от уничтожения.
Конечно же, я бы это приветствовал – было бы хорошо это сделать! Американцы сделали такую выставку – там хранится, например, первый рН-метр Бекмана. В Deutsches Museum – коллекция немецких приборов. Такое полезно было бы сделать и у нас. На базе возрождающегося Политехнического музея это вполне реально как раз сейчас и сделать.
К сожалению, Политехнический музей не планирует создать такую коллекцию.
Я думаю, это можно будет поправить. Это хорошая идея, и я активно ее поддерживаю.
В 50–60‑е годы стартовала государственная программа химизации народного хозяйства, это явилось толчком не только в развитии химических производств, но отразилась на преподавании, на науке, в приборостроении. После физиков-ядерщиков и космонавтов – химики стали героями страны. А сейчас царит хемофобия. Слово химия стало ругательством, «химичить» – синоним жульничества. В 2014 году по Москве были развешаны рекламные щиты на тему изучения химии, биологии и математики. На химическом плакате надпись: «Я люблю химию. Понимаю, что пить», формула лактозы и запотевшая бутылка с водкой. Как Вы относитесь к таким способам популяризации химии у молодежи?
Популяризацией должны заниматься грамотные специалисты-химики. Кстати, в РАН создана комиссия по пропаганде и популяризации науки год-два назад. Через эту комиссию, составив соответствующий план, можно было бы пропагандировать химию и аналитическую химию грамотно. В СМИ иногда этим занимаются люди неквалифицированные.
Сейчас встал вопрос о перестройке / реформе образования, обсуждается идея возврата в советскую систему. Интеграция страны в Болонскую систему приостановлена. Вы были против ее внедрения, а также против ЕГЭ. Как Вы смотрите на текущие перемены?
Выход из Болонской системы был вызван не столько назревшими у нас обстоятельствами, сколько тем, что нас исключили из Болонского процесса. Система в том виде, как она работает в Европе, к нам мало применима. Например, она включает как существенный элемент миграцию студентов. От нас миграция студентов возможна, западных студентов к нам – нет. Болонская система предполагает взаимопринятие дипломов, но в некоторых странах наши дипломы не принимают. Я с самого начала не был сторонником этой системы, как, впрочем, и ректор МГУ В. А. Садовничий, он также против ЕГЭ. Но с ЕГЭ мы зашли так далеко, что его отмена уже почти невозможна, его шлифовали столько лет, с этого пути не свернуть.
Как Вы думаете, что самое главное школьникам нужно преподать?
Это относится к преподаванию любого предмета: школьник – это не сосуд, который нужно наполнить, это факел, который надо зажечь. То есть главное – воспитать интерес. И будущих преподавателей любых дисциплин в педагогических вузах должны готовить именно в этом ключе. Они сами должны любить этот предмет, читать литературу, следить за журналами. Тогда они и школьнику привьют интерес к этой науке. В педвузы должен быть серьезный отбор и готовить педагогов нужно так, чтобы они смогли справиться со своей важнейшей миссией. Все зависит от школьного преподавания. Если школьный учитель не привил интереса, а наоборот, отвращение – это и будет далее тянуться, что мы и видим.
И студентам тоже надо зажечь факел. Особенно, когда они еще не определились – на первых курсах, конечно.
Нужно ли больше внедрять дистанционное обучение и как оно, по-Вашему, влияет на качество обучения – положительно или отрицательно?
В ряде случаев оно полезно, но от него больше вреда, чем пользы. Дело не только в химиках. Со студентом надо общаться, глаза в глаза. Я уже не говорю о лабораторных работах, их надо выполнять в лабораториях, да и коллоквиумы желательно проводить сидя напротив друг друга.
Вы стояли у истоков создания Российского химического общества им. Д. И. Менделеева (РХО). Какие основные задачи ставились тогда и сейчас?
Когда создавалось РХО, то задача стояла очень скромная – сохранить объединение, контакты химиков. Я был в то время директором института, и там необходимо было сохранить структуру, людей, возможность общения. В РХО эта задача в какой-то мере тогда была решена – создано не такое массовое общество, как было прежде, но постепенно стала раскручиваться и конкретная деятельность. Сейчас она по некоторым направлениям вполне успешная, например международная деятельность. Отмечу международный год Периодической системы (2019) и учреждение медали им. Д. И. Менделеева по инициативе РХО и т. п. Организована работа с молодежью. Другое направление более или менее успешное – мемориальное: возрожден музей Менделеева в Боблово, РХО много сделало в этом направлении. К сожалению, не решен вопрос о штаб-квартире РХО, оно не имеет своего помещения.
Какова должна быть основная роль РХО?
Мне кажется, в значительной мере оно должно на себя взять вопрос пропаганды химии и борьбы с хемофобией, продолжить работу со студентами и выйти на уровень школьников. В РХО должны быть заинтересованные люди – преподаватели вузов, работники НИИ, предприятий, цеховые работники. В значительной мере, если быть честным, РХО сейчас – это скорее бренд, чем активно действующая массовая организация. Руководство делает много, но так, чтобы это было массовым движением снизу, – этого пока явно нет. Задача – спуститься на низовой массовый уровень. Чтобы работали ячейки, которые привлекали молодежь, пропагандировали химию в городах и весях.
Вы много ездили по миру. Какие встречи за рубежом произвели наиболее сильные впечатления, возможно привели к развитию научного направления?
Я много задумок привозил из зарубежных конференций, четыре-пять точно могу назвать, когда я что-то подсмотрел, и потом развернул у нас. Тут важно понять, что имеет перспективу. Из последнего – использование фотонных кристаллов как средства анализа. На одной конференции слушал доклад на эту тему и понял, что это будет перспективно, предложил здесь у нас развивать. Но вы спрашивали о впечатлениях, встречах – их было много, с очень интересными людьми. Например, с Гленом Сиборгом было несколько встреч. Он был один раз в Советском союзе. Я помню, когда он был в ГЕОХИ, в висящую в конференц-зале периодическую таблицу элементов он под аплодисменты переполненного зала вписал 101 (элемент – менделевий). Не знаю, засняли ли это на пленку, такой вот был символический акт.
Расскажите историю, как Вы стали капитаном катера на Байкале и буквально спасли цвет отечественной аналитической химии.
Была международная конференция в 2001 году, в последний день решили устроить пикник. Зафрахтовали два катера. На первом отправили все, что нужно для пикника, иностранцев и несколько наших участников. Катер с большей частью российских участников и со мной отправился следом с небольшим интервалом. Мы поплыли, и где-то через час пути заметили, что катер движется каким-то странным образом – по кругу. Мы решили, что что-то не то происходит. Оказалось, что катером никто не управляет. Потом узнали, что капитан в последний момент остался на берегу, что-то там произошло, и он поручил матросу вести катер. Выяснилось, что этот матрос абсолютно пьяный и беспробудно спал. Видимо, запустил катер, прилег и заснул напрочь. Надо что-то делать, мы с И. Л. Гринштейном пошли в капитанскую рубку, более или менее как-то выровняли катер. Время идет – час, другой, народ продрог. Когда стали видны очертания берега, мы поняли, что мы идем к тому месту, откуда отправились – ровно к тому месту! Но самая большая проблема – как причалить, ведь катер идет на большой скорости. Тут выясняется, что есть другой матрос, который сидит внизу у двигателя. В конце концов мы его уломали, он выключил мотор в нужное время, и мы причалили. Уже вечер, пикник состоялся без нас. К счастью, магазин был еще открыт, купили водки, согрелись и более того – нам устроили баню. Потом, как я узнал, этого капитана судили.
Оглядываясь назад, что бы Вы назвали самой большой удачей в жизни?
Наверное, самое большое впечатление производит неожиданный результат научной работы, который стоит на уровне открытия, когда дрожь вас пробивает, когда почувствовали, что наткнулись на что-то новое интересное и важное. Такое было. Потом то, что меня «посетило», было оформлено как открытие, оно, может, не слишком важное, но принципиально новое.
Кто оказал на Вас самое решающее влияние в науке? В жизни?
В научном плане на меня большое впечатление произвел один из моих учителей – академик А. П. Виноградов. И как ученый, и как организатор, и как человек, и политик. Он был образцом, ему можно было следовать.
Во многих людях нравилось какое-то одно качество. Был у нас в ГЕОХИ профессор В. И. Кузнецов. Он был прекрасный химик, подлинный ученый, жил наукой, предан ей и много чего достиг, но как человек был трудный, нетерпимый, но почти все гении таковы. Вот в качестве образца можно взять его отношение к науке.
Есть ли у Вас какое-то увлечение, которое занимает Вас сейчас?
Я в последнее время пишу книги, обычно по две в год. В этом году одна уже вышла, три, в том числе написанные за предыдущие годы, сейчас в издательствах, выйдут до конца года. Это и есть главное увлечение.
Спасибо за интересный рассказ.
С академиком Ю. А. Золотовым беседовала Е.В. Рыбакова
Отзывы читателей
